Расправа. Роман в трёх частях - Владимир Владыкин

Бобров, как виновник торжества, сидел во главе стола, его суховатые щёки заалели, как только Анна Севостьяновна в шёлковом платье села на указанное Наташей место ближе к самому имениннику. Но у неё и самой, оттого, что пришла к ним старшая коллега, слегка покраснели щёки и заблестели глаза. Шелкова испытывала на себе взгляды нарядных с высокими причёсками женщин, и учтиво им поклонилась. Те сдержанно заулыбались и смотрели на дочь Милу, которая рассматривала всех украдкой, боясь пошевелиться. Затем перевела взгляд на мать, желая спросить, есть ли тут её ровесники, поскольку среди взрослых ей будет скоро скучно находиться? Но та пожала плечами, улыбнулась дочери, подав ей яблоко…

Мила была прелестной девочкой: светловолосая, рослая, она почти ничем не повторяла свою мать, разве что во взгляде, таком же умном и умевшем наблюдать, угадывалось несколько её черт…

В таких случаях праздничное застолье начиналось с поздравительных тостов в честь именинника, затем гости пили спиртные напитки, которые красивыми этикетками украшали стол, уставленный закусками и яствами, и угощали ими друг друга. Оказывается, они ждали её и только теперь приступили к приятной трапезе, перебрасываясь шутками. Бобров увидел тайный знак дочери, и он быстро поднялся, чтобы поухаживать за Шелковой. Ведь на это ему намекала дочь. И Николай Сергеевич, улыбаясь широко, говоря комплименты, стал предлагать закуски, и первой положил салат оливье Миле, затем Анне Севостьяновне, которая благодарила и говорила, что справится сама…

Когда выпили и закусили по второму разу, женщины и мужчины затянули всем известные песни тех лет. Наташа включила магнитофон, желающие выходили не столько танцевать, а сколько размяться и покурить. И она пошла со своим кавалером, и мужчины со своими жёнами. И Николай Сергеевич, осмелев, приглашал Анну Севостьяновну. Лишь одна Мила сидела одиноко, повернувшись лицом к танцующим, наблюдала за ними, аккуратно кусая большое краснобокое яблоко и переводила взгляд на стену, где висели картины, которые изображали лесные пейзажи, речку и лужайки…

После танцев снова усаживались за стол, наполнялись рюмки, произносились шутливые слова, раздавался весёлый смех то мужской, то женский. И казалось, время тянулось бесконечно, от выпитой водки у Анны Севостьяновны слегка кружилась голова. Хотя она пила после каждого тоста понемногу. Среди незнакомых людей она чувствовала себя не очень уютно, потому приходила неожиданно странная мысль, зачем она сюда пришла? Когда танцевали, Бобров почти молчал, лишь похвалил её платье светло-лилового тона, как оно замечательно ей подходило, и похвалил дочь. А под конец сказал, что счастлив, судьба окружила его дома одними женщинами. Но этим обстоятельством он не тяготился, хотя казалось, он что-то недоговаривал. Конечно, Анна Севостьяновна уже была наслышана от Валерии о том, что Бобров с женой давно в разводе, что он снискал в районе репутацию честного порядочного человека.

Чем дольше продолжалось застолье, тем больше она укреплялась в мнении, что день рождения походил на смотрины, от благоприятного исхода которых сейчас зависела вся их дальнейшая судьба. И, казалось, что и все гости думают почти так же, как она, а иначе не бросали бы на неё красноречивые взгляды, наполненные показным дружелюбием и душевностью, что отныне судьба хозяина зависит от того решения, какое сегодня примет она. Временами она чувствовала себя как бы запятнанной взглядами и залапанной руками. Николай Сергеевич старался ухаживать за ней и дочерью с подчёркнутым душевным вниманием, выказывая своё щедрое гостеприимство добрейшего хозяина, предлагая то одно блюдо, то другое. В свою очередь Анна Севостьяновна отнюдь не скупилась на радушные улыбки, а подобострастные знаки внимания со стороны хозяина, конечно, ей очень льстили, чего в её жизни давно уже не было, если не считать школьных застолий по случаю того или иного праздника или юбилея. Но там были исключительно свои люди, а здесь – чужие, правда, не считая Наташи. По всей видимости, они неплохие люди, и никакие-то там обыкновенные работяги. Один был полковник, второй – начальник цеха, третий – мастер на стройке, четвёртый – врач, а их жёны занимали тоже какие-то мелкие должности в учреждениях и организациях. Мужчины охотно рассказывали смешные байки, анекдоты, женщины тянули задушевные песни.

Наташа, на правах хозяйки, со своим кавалером уходила на кухню, подносила свежие закуски, ставила напитки и уносила пустые тарелки и бутылки. Её лицо неизменно светилось всегда готовной улыбкой и добросердечием.

Николай Сергеевич, наклонялся в сторону Анны Севостьяновны и рассказывал ей о своих боевых товарищах, как в годы войны они вместе партизанили. В свой черёд она тоже упомянула про своего отца, который воевал, имел много боевых наград. К её изумлению, Бобров немного его знал, он был в другом отряде и боевые пути их пересекались…

Веселье продолжалось, разбавляясь умными разговорами, далёкими от повседневных забот, что создавалось впечатление, будто гости достигли редкого взаимопонимания, потому всем было жалко расставаться.

Но вот наступало время, когда иссякали улыбки, уставали признательные взоры. Всё было рассказано и выслушано, когда уже все были сыты, под лёгким приятным хмелем, добродушны и довольны друг другом. И за всем этим просматривалась усталость, и крепнущее желание удалиться восвояси от глаз посторонних. Это же самое чувство испытывала и Анна Севостьяновна, а дочь откровенно маялась. Милу уже никто и ничто не интересовало, а только хотелось поскорее уехать домой. Вот и гости стали прощаться с хозяевами, все друг друга благодарили за доставленное обоюдное удовольствие и после рукопожатий потянулись к выходу.

Конец ознакомительного фрагмента.